Александр Никишин - Инкубатор, или Необыкновенные приключения Юрки Гагарина
— Ваша милость, пожалейте сироту! — взмолился Бугровский, вовремя вспомнив, что и у него были папа-мама. И даже слёзы горькой печали и тоски выступили на его глазах.
— Сирота! Ты когда на их могиле-то был! Сто двадцать пять лет назад? Или вспоминал их? Нет, Бугор, никудышный ты человек, надо тебя все-таки распылить. Ни ума, ни фантазии, один гонор. Убрать! Меня от него подташнивает.
И сделал знак солдатам. Бугровский понял, что это конец и из его груди вырвался искренний вопль:
— Ваше превосходительство, исправлюсь, дайте шанс! Буду хорошим, добрым, отзывчивым, буду детей любить, только сохраните жизнь! Возьмите все деньги, машины, квартиры, гаражи, драгоценности, дом на Сицилии, — всё возьмите, весь антиквариат, раздайте бедным, только жизнь не забирайте, отпустите на покаяние! Голый, босый, пойду с непокрытой головой по Руси, буду за вас всем богам молиться!
Зэпп глянул на Бугровского с интересом:
— О, блин, как запел! Но я тебе, скажу, как Станиславский Немировичу-Данченко: «Не верю!». Молиться он будет, хорош врать. Пойдёт куда-то! Да ты без своего навроченного джипа шагу не делаешь! Надо ж такое сморозить: голый, босый, с непокрытой головой! Во, наплёл, я-то, дурак, чуть не поверил! Ты и в бога-то не веруешь, атеист. Ты вообще, Бугор, какой-то не очень нужный элемент природы. Отброс, по сути, хотя и носишь «хуго босс». Я тебе так скажу, только ты не обижайся. Из-за таких, как ты, ваша Раша тридцатый год топчется на одном месте и ни одна реформа на хрен не идет. Ни ЖКХ, ни армии, ни здравоохранения, ни судопроизводства. Вы со своим баблом опоганили святое понятие демократии. Глядя на вас, так и хочется сказать словами большого русского поэта из Африки:
Зачем стадам дары свободы?
Их должно резать или стричь.
А глядя на тебя, я выбираю «резать». Извини, Бугор, буду резать, буду бить, всё равно, как говорится, тебе водить.
2.— Нет, но если так подумать, — продолжал мордастый, — Ну на хрен ты кому нужен и такие, как ты, акулы, блин, бандитизма! Я тут был, когда шла перестройки, брал на борт вашего брата-демократа, могу сравнить. Какой бы энтузиазм! Горбачёв — вау! Перестройка — вау! Гласность — вообще, отпад! Как верили в лучшее, как распинались, доказывая мне, что теперь-то Россия точно изменится, никуда ей не деться! Они мне весь мозг разрушили, пока летели: у народа откроется второе дыхание, бабушки будут бесплатно пирожки печь, шахтеры за так рубить уголь, жила бы только страна родная! А потом власть взяли вы, люди строгих правил, главное из которых — бабло решает всё. Быстренько создали общество потребления, подсадили простого человека на иглу низменных страстей. Как жил он во тьме и беспросветном труде за похлёбку, так и живёт. Только хуже ему стало, бедному.
Мордастый достал платок. Вытер слезу.
— Везде его надули, кинули, лишили иллюзий. Полстраны — обманутые вкладчики, обиженные дачники, брошенные дольщики. Теперь вот кинутые жёны. А где идеалы, где христианские заповеди? Где трепет перед прекрасным? Какая красота спасёт ваш мир, если тут одно уродство! Сиськи-письки Семенович, Бугор, танцы-шманцы по телеку, ещё не красота. И вся беда этой бывшей 1/6 суши или сашими в том, что на ней живёшь ты и такие, как ты, тебе подобные. И вас таких много, быстрее тараканов плодитесь. А ведь вы, бугры — как засор в унитазе, ничего из-за вас не проходит, всё тут стоит и смердит. И будет смердеть, пока вас не изведут с помощью спецсредств, не замочат в сортире.
— Сами ж сказали: таких, как я много, — у Бугровского возникала надежда. — Возьмите вместо меня любого, если так хочется кого-то замочить.
— Не учи, блин, учёного, — обрезал Зэпп. — Ишь ты, умник нашёлся, советы он даёт! А мне, может, как гостю столицы, обидно за «дорогих москвичей», за Москву, блин, Третий Рим! Мне, может, хочется очистить порт пяти морей от таких, как ты, ханыг в кепках, возродить её к новой светлой жизни! Чтобы вздохнула Москва-красавица полной грудью, а не задыхалась от вашего нечеловеческого жлобства. Торговые центры посносить — кому они нужны? Двум-трем десяткам гламурных блядей с собачками, которым некуда деться от скуки, жёнам барыг и продажных чиновников, кому ещё? Бабушкам-дедушкам на кой ляд этот «шоппинг» в башнях из стеклофанеры, где цены кусают за жопу? Им дай маленький магазинчик в шаговой доступности, хлебный, мясной, бакалейный. Не дают! Идите, говорят, бабушки-дедушки, в сторону кладбища, не мешайтесь под ногами. Плодят, как кроликов дорогие бутики, без которых обойдутся 99,9 процента жителей России. Ты видел, чтобыоссРрР Абрамович одевал свою Дашу в торговом центре на Курской? Да боже упаси! И на фиг тогда этот центр? Правильно, Бугор, бабки делать на постройке и сдаче в аренду. А чьи это идеи? Верно, так вот бугровских, которых мал мала меньше.
— А вот тут я точно не при чём, ваше величество! — обиделся Бугровский.
— Да ладно, не фиг обижаться, я утрирую. Я в переносном смысле говорю. Но есть и в моих словах доля истины. Таких, как ты, на шее у России много болтается, тут ты прав на все сто. Ничего не производят, а бабло делают. Из воздуха, считай. Но главная опасность в том, что из-за широких спин этих делателей бабла уже и Россию не видно. Вы, как бурьян, все соки из земли высосали, всё своими ряхами загородили! Развели турусы на колёсах — коррупция, коррупция! Специально, чтобы непонятно было, что — ворьё! Чужое тырят! Как в средние века: украл — руку отруби. Второй раз — на горячую сковороду — жопой. И — никакой тебе коррупции!
Тут он придвинулся к Бугровскому и зашептал:
— Но ведь есть, есть на этой земле герои, как это ни странно. Честные, порядочные, но, блин, бедные-пребедные, потому что такие твари, как ты, Бугор, отняли у них всё и пьёте их кровь день и ночь. А так подумать: что вы оставите миру, кроме эверестов дерьма? С бриллиантиками внутри? А, Бугор? Ни-че-го!
3.И вдруг у него внутри что-то перемкнуло. Вдруг страшно разозлится. Стакан об землю шваркнул, каблуком сапога ка-ак врежет по барабану! В том — дырка. И как пошёл на Бугровского орать да на одной злой ноте, того аж скрючило от страха, не разогнуться:
— Эти, блин, честные и порядочные, из любопытства или со зла спёрли из моторного отсека моего корабля струпцину, обесточили к едрене фене все системы и теперь нам отсюда не улететь! Не посрать, ни помыться, насосы тоже не работают, воду не качают! Сплошной катаклизм! Я тебе сейчас открою правду. Всё равно никому ничего не скажешь, я тебе язык вырву: если через час-другой система не будет восстановлена, кораблю моему хана. Но и всем тут хана. Ахнет он на твой домишко миллионами тонн и — прости, прощай, Одесса-мама, спасибо, что меня ты родила!
Бугро вскочил и нервно забегал вокруг песочницы, продолжая монолог:
— Я академиев не кончал, я сам себе академик. Хотел, как нормальный комендант нормальной оккупированной территории взять людей, согнать их аккуратненько на крышу, построить там под днищем моей дуры и послать господам партизанам весточку: не вернёте струпцину, им всем конец, заложникам. Так под корабликом и упокоятся. Не берите грех на душу! А по ходу дела, пока те думают, через каждые пять минут спихивать вниз по заложнику, чтоб быстрее думали. Нормально же? Нормально! Нет, но где у вас, людей, логика? Мы-то улетим на челноках, я вызвал борт № 44 446, он на китайском направлении работал, всё прошло штатно, как по маслу, не то, что тут. Набили в трюм пятьдесят тысяч узгоглазых вместе с велосипедами, там даже не заметили пропажи. Мимо полетят, подберут с оказией и меня, и мою команду. Ну, потеряю я корабль, да и хрен с ним, что в печи — на кирпичи! Всё равно штамповка, у нас таких по сто штук в день лепят, как пирожки с капустой. Но вы-то, земляне, вам-то конец! Нет, ты вник, Бугор? Меня от этого прям зло берёт, честное слово! За горло!
Он щёлкнул пальцами и солдат перевернул барабан, чтобы Зэпп не видел зияющую под сапогами дыру. Но дыра была и с другой стороны. Зэпп отпихнул барабан ногой, ткнул пальцем в Буровского:
— Встань раком, будешь за барабан.
Бугровский обрадовался:
— Рад услужить, ваше превосходительство!
Зэпп водрузил ему ноги на спину.
— Вам удобно? — юлил Бугровский.
— Не фонтан, конечно, но сойдёт для сельской местности! Блин, ключица у тебя костистая, как у мамонта в музее. Хитрый ты, бугор! Потом книгу напишешь, «Не разгибая спины», дарю название, гонорар получишь, Букеровскую премию в сто двадцать пять рублей, семнадцать копеек. Так, на чём я остановился?
— Вас, ваше превосходительство, зло берёт!
— Тебя? Ты чё, озверел? Тут тебе что, курорт?
— Нет, ваше величество, вас зло берёт! — испугался Зэпп.
— Меня-то? А, ну да, зло берёт, — сказал Зэпп и задумался. — А какого фига? Забыл. Ты не помнишь, барабан, на что?
Бугровский предположил:
— На пирожки с капустой, ваша милость? Вы про них говорили.
